solaris. stanisław lem

Линия непознаваемости в силу ограниченности одной/обеих сторон прекрасна. Сборник соляристических исследований и бесчисленных попыток установить контакт читается в один присест, без нытья и неприятия сухих фактов. События на станции до и после прибытия Кельвина - жутковатый психологический омут, затягивающий неосторожного читателя в круговорот вопросов и сомнений. Но Лем для меня - отстраненный и холодный как рыбина, потому и Солярис - как свет далеких звезд, только сейчас долетевший до меня. Не менее важный, но чужой.
Она погружает в такое уныние, что хочется на стенку лезть. Причем это такое хорошее, густое как кисель уныние. Понимаешь, что сейчас тебе лишний раз напоминают о том, что людской аппарат восприятия и анализа ситуаций никогда не перешагнет изначальные установки, и желание контакта всегда может легко сэскалировать до конфликта. Люди - как дети, не получившие желаемого, они скорее разрушат нечто неподдающееся их манипуляциям, чем признают право на существование чего-то вне круга их воздействия.
Вся линия ровная и однотонная до колик. Хочется взять, разнести к чертям этот молчаливый океан, и вскрыть его до понятных человеку элементов. А еще он умеет обнимать и погружать в глухоту, при полнейшем отсутствии интереса и цели, просто по инерции. Это страшно и так знакомо, что утонуть в нем кажется почти спасением.

Линия с Хари меня почти не затронула. Я не сочувствую и не сопереживаю Кельвину, словно наблюдаю за экспериментом. Самые отчаянные слова приходятся на конец каждой главы, и даже если они о Хари - то она выступает индивидуальным катализатором, не больше.
“В пустоте, пришедшей на смену бешеной гонке мыслей, росла без слов мёртвая, равнодушная уверенность, что там, в недостижимых для меня глубинах сознания, там я уже выбрал и, притворяясь, что ничего не случилось, не имел даже силы, чтобы презирать себя.”

Ждала, что книга вызовет больше мыслей, но она погрузила меня в апатию высшей категории. Как и должно.